Я вхожу в ординаторскую, сажусь в кресло, вытягиваю ноги, прикрывыю глаза. - Первый год? - Что? - я вздрагиваю, привстаю. В ординаторской был полумрак, я не заметил, что здесь есть кто-то ещё. - Первый год работаете? - тучный мужчина располагается на диване в дальнем углу комнаты. - Просто я вижу, зашёл молодой врач, усталый и слишком взволнованный одновременно. - Извините, но посторонним здесь находится нельзя. - Прошу прощения. Но я не совсем посторонний. Я работал здесь почти 30 лет. Хирургом. Детским. Два года на пенсии. Зашёл навестить коллегу, Павла Александровича. Вы его должны знать, он тут главврач. Мужчина подходит ко мне. - Василий Игоревич. - Сергей ... Сергей Владимирович, - обмениваемся рукопожатием. Пальцы у него тонкие, но рука твёрдая. - Я уже шёл на выход, но проходя мимо "родной" ординаторской не удержался и заглянул. Этому дивану лет 10 точно! Сколько ночей на нём провёл на дежурствах. Только присел, а тут вы. Дышит тяжеловато, на кресло прямо свалился. Ну, думаю, - новичок! - Я третью неделю здесь, после ординатуры. Детская больница скорой помощи - самый отчаянный выбор. Знаете, все эти травмы у детей... кажется никогда не привыкну. Хотя коллеги, уверяют, что уже через пару месяцев не буду реагировать на крики и плач, "обрасту чешуей". Но если не получится, попрошусь во "взрослую" клинику. Василий Игоревич слегка улыбается, смотрит в глаза. - Я надеюсь, что не обрастёте и останетесь здесь. Ни разу в своей жизни я не пожалел, что стал именно детским хирургом. Наша профессия позволяет познать человека как никакая другая. Могу с уверенностью сказать, что всё самое настоящее встречается именно в детях. Страх, боль, отчаяние, смелость, мужество и любовь. Василий Игоревич молчит несколько секунд, хмурится, рассказывает:
Лет 15 назад, ночью забегает сюда в ординаторскую сестра из приёмного покоя. - Автодорожка! Пациент тяжелый во второй операционной! Прибежал, бригада уже собралась, на столе девочка лет шести. Пока одевался и стерилизовался, узнал подробности. В машине была семья из четырех человек. Отец, мать и двое детей: близнецы мальчик и девочка. Больше всех пострадала девочка: удар пришёлся в область правой задней дверцы, там где находился ребёнок. Мать, отец и её брат почти не пострадали - царапины и гематомы. Им помощь оказали на месте. У девочки переломы, тупые травмы, рваные раны и большая потеря крови. Через пару минут приходит анализ крови, и вмести с ним известие, что именно третьей положительной у нас сейчас нет. Вопрос критический - девочка "тяжелая", счет на минуты. Срочно сделали анализ крови родителей. У отца - вторая, у матери - четвёртая. Вспомнили про брата-близнеца, у него, конечно, третья. Они сидели на скамейке в приёмном покое. Мать - вся в слезах, отец бледный, мальчик - с отчаянием в глазах. Его одежда была вся перепачкана кровью сестры. Я подошёл к нему, присел так, чтобы наши глаза были на одном уровне. - Твоя сестричка сильно пострадала, - сказал я. - Да, я знаю, - мальчик всхлипывал и потирал глаза кулачком. - Когда мы врезались, она сильно ударилась. Я держал её на коленях, она плакала, потом перестала и уснула. - Ты хочешь её спасти? Тогда мы должны взять у тебя кровь для неё. Он перестал плакать, посмотрел вокруг, размышляя, тяжело задышал и кивнул. Я подозвал жестом медсестру. - Это тетя Света. Она отведёт тебя в процедурный кабинет и возьмет кровь. Тетя Света очень хорошо умеет это делать, будет совсем не больно. - Хорошо. - мальчик глубоко вздохнул и потянулся к матери. - Я люблю тебя, мам! Ты самая лучшая! - Затем, к отцу - И тебя папа, люблю. Спасибо за велосипед. Света увела его в процедурную, а я побежал во вторую операционную. После операции, когда девочку уже перевели в реанимацию, возвращался в ординаторскую. Заметил, что наш маленький герой лежит на кушетке в процедурной под одеялом. Света оставила его отдохнуть после забора крови. Я подошёл к нему. - Где Катя? - спросил мальчик. - Она спит. С ней всё будет хорошо. Ты спас её. - А когда я умру? - Ну... очень не скоро, когда будешь совсем старенький.
Василий Игоревич произносит последнюю фразу с дрожью в голосе. Молчит минуту. - Вижу, Сергей Владимирович, вы не очень поняли что особенного тогда произошло. Я тоже осознал не сразу. Несколько часов мучили сомнения, и потом осенило. Много лет прошло, а у меня до сих пор мурашки каждый раз, как я вспоминаю этот день. Мальчик думал, что умрет после того как у него "возьмут кровь". Поэтому он прощался с родителями. Скажете, детская наивность? Ну и что? Он на все сто был уверен в том, что погибнет. Он реально жертвовал жизнью ради сестры. Понимаете, какой подвиг он совершил? Самый настоящий. И никто не заметил. Оставайтесь здесь работать, Сергей Владимирович. Временами будет тяжело, но вы никогда не пожалеете.
да, есть, 4я редакция, рус, в пдф. просто пдф так сформатирован, что с моего киндла читать не удобно (хотя тот же пайтон в пдф я читаю вполне нормально) - слишком много буков на странице, шрифт выходит мелковат.
кто не читал мемуары Маннергейма - рекомендую, очень много аналогий с сегодняшними событиями и по действиям России и по реакции Европы и в целом с исторической точки зрения, весьма познавательно
кто не читал мемуары Маннергейма - рекомендую, очень много аналогий с сегодняшними событиями и по действиям России и по реакции Европы и в целом с исторической точки зрения, весьма познавательно
хыыы, у меня дед Тихон, как раз военную карьеру начинал с СоветскоФинской... надоть почитать.
Спасибо за Нахимова, зацепило. Короткая статья опытного капитана корабля о гибели таплохода "Адмирал Нахимов" на понятном и простоя языке. Читается на одном дыхании http://www.randewy.ru/pam/nahimov.html З.Ы. Цитата: "строгость законов в России компенсируется необязательностью их исполнения." З.Ы2. Всё в голову лезут вульгарно разтюнингованные ВАЗы и Ланосы, наверное зря. :-#
Все случайно вышло, – сказал Василий Матвеевич, представитель нашей страны в одной из ООНовских гуманитарных организаций. - Я тогда на скорой работал, водителем. Была у нас одна врач. Старше меня, но не очень. Мне двадцать два было, а ей двадцать шесть. Все говорили, что она развратница.
Красивая? Черт знает. Если всё по отдельности – ничего такого. Нос курносый, глаза широко расставленные. Фигура в рюмочку, талия – двумя ладонями. Ножки не очень, правда. Но какая чепуха, все эти ножки-глазки! – Василий Матвеевич отпил коньяку и перевел дух. – Смотрю на нее, всё внутри дрожит. А она со мной вежливо и деловито: "Добрый день. Адрес такой-то. Чемоданчик подержите, пожалуйста. Спасибо. До свиданья". Один раз ночь была, лето, приехали с вызова, на станции никого нет. Она нагнулась к столу, что-то пишет, я не стерпел и хвать ее за задницу. Она повернулась, посмотрела мне в глаза секунды три, и поцеловала. Ох, как мы целовались. Потом сама меня раздела. Господи, твоя воля, я эту голую тонкую крепкую талию в руках держу, рассвет, сизая дымка, и такая женщина. Сильная, страстная, влюбленная, и вся моя. Едва дождался следующего раза. Купил сок, пирожные, чтоб было все приятно. Обнял ее за плечи, а она выдернулась: - Что с вами? Вы в уме? Я говорю: - Татьяна Сергеевна! Таня! Ты что? - В каком смысле? – морщит переносицу. Я подумал – может, я на самом деле не в уме? - Таня, - говорю, - ты же во вторник вот тут, на этой кушетке… - Ах, вон вы про что, - смеется. – Да, правда. Ну и что? Это был сон. Наша общая внезапная фантазия. И я прошу вас, прошу тебя, милый Вася, не надо эту фантазию портить. Уж не знаю, кем я тебе приснилась, а мне приснилось, что ты прекрасный, сильный, властный мужчина. А ты просто шóфер. Докторша и шóфер! Как это пошло, Вася. Нарочно говорила с ударением на "о" - шóфер – чтоб мне обиднее. Я эту смену с ней отъездил. Но завтра уволился. Раннее лето было. Решил в такси пойти. Но подумал: нет, брат, шалишь! И сел готовиться в мединститут. Почти год готовился. Поступил. Тем более я после армии, член партии, все такое. Тяжело учиться было. Ведь я по натуре не врач. Но ничего. Даже в аспирантуру поступил. По специальности "организация здравоохранения". Стал доцент, потом профессор, потом на международную работу двинули. - Вот, - Василий Матвеевич взял рюмку и понюхал коньяк. – А потом нашел ее. На той же станции скорой помощи, представьте себе. Прихожу. Она не узнает: я уже седой, короткая стрижка, костюм французский, крокодиловый кейс. А она все такая же. У меня, честно, сердце заколотилось. - Здравствуйте, Татьяна Сергеевна, - говорю. - Я шóфер Вася. Профессор медицины в ранге чрезвычайного посла. Айда в Париж, Таня? – и визитку протягиваю. Она визитку прочитала, сморщила нос и как захохочет: - Вася! Милый Вася! Не надо все портить! Сунула мне визитку обратно. Я повернулся и ушел. - Развратница, - сказал Василий Матвеевич и выпил. – Сучка, стерва, дрянь. Налил себе еще и попросил у меня сигарету.
Возвращаясь к разговору на встрече с Буром и Вульфи, по поводу чтива по викингам. Ниже ссылка на презабавнейшую книгу. Автор - Франц Гуннар Бенгтссон. Викинги. Еще встречается под названием - Рыжий Орм, но это сокращенное издание. Также советую почитать историческую справку в конце.
Вчера убиралась в квартире. Пылесося в одной из комнат, на полу увидела какую-то хрень... Шкрябаю-шкрябаю пылесосом, что-то не втягивает, надо бы пойти мешок вытряхнуть. Правда дождь на улице, неохота, а придётся.
Прям в халате и в домашних тапочках тащу свой зад во двор... Да, не учла я возможность порыва ветра при дожде... Вся мокрая и в содержимом от пылесоса на себе, прусь обратно домой. Мечусь к этой хрени на полу, ну всё, думаю, сейчас получишь ты у меня...
Фигак, а пылесос всё равно не втягивает... С трясущимися от злости руками нагибаюсь, чтобы поближе рассмотреть это безобразие... оказывается, что это - нашкрябанный прям на паркете синей ручкой (глубоко ещё так) какой-то иероглиф. Недолго думая, подзываю к себе сына (4 годика ему) и строго так спрашиваю: - Александр Николаевич, потрудитесь объяснить мне, что это такое?
А золотце моё, свои глазки голубые невинные поднимает на меня и говорит: - Мамочка, это - сердечко. Я его для тебя нарисовал, чтобы ты в следующий раз, когда убираться будешь, увидишь его и улыбнёшься...